Дело о машине времени
Грядущее туманно
К концу века мои рассказы о великом сыщике приобрели заметную популярность, и среди читателей распространились слухи о том, что я заметно приукрашиваю наши приключения. Скажу больше: необычность и даже фантастичность иных рассказов заставили многих считать, что я их попросту выдумал. По этой причине я долго не предавал огласке невероятное происшествие, свидетелем которому стал в сентябре 1897 года. Теперь же, наблюдая происходящие в мире изменения, я понимаю, что опасения излишни, и мир готов к любым чудесам, которые может явить человеческий гений.
Шерлок Холмс в тот день завершил некое «крайне деликатное дело», о котором я знал только, что оно как-то связано с членами королевской семьи, и потому с утра умчался на кэбе в неизвестном направлении. Я же, предоставленный самому себе, отправился на публичную лекцию доктора Леру, где все и произошло. Когда часы уже показывали около трех пополудни, уставший и взволнованный, я вошел в гостиную нашего дома на Бейкер-стрит. Холмс привычно сидел в своем любимом кресле, дымя трубкой, и по легкой улыбке на его губах можно было догадаться об успешном завершении дела.
— Друг мой, вы не представляете, что я сегодня видел! — с порога заявил я.
— Неужели доктор Леру? — поднял взгляд Холмс. — Какое несчастье! Я слышал, его лекции пробуждали интерес к науке даже у круглых невежд.
— Да, но способ… — начал было я, но осекся. — Холмс! Только не говорите, что узнали об этом по моей одежде.
— Именно по одежде, мой друг. Видите ли, вчера на вечерней прогулке вы заинтересовались афишей популярной лекции доктора Блеза Леру, посвященной физической природе времени и возможности путешествия в будущее. Даже отпустили скептический комментарий о разного рода выдумщиках. Однако утром, ожидая моего ухода, вы то и дело поглядывали на часы, потому что не желали признать, что тема лекции вас заинтересовала.
— Вовсе я не пытался… — покраснел я.
— Право, дорогой мой Ватсон, в любопытстве нет ничего предосудительного. Не нужно так заботиться о респектабельности. Как бы то ни было, дождавшись, когда я уеду, вы отправились на лекцию. Однако, согласно указанному на афише времени, она должна была завершиться больше двух часов назад. Что могло вас задержать? Судя по состоянию ваших новых брюк, вам пришлось опускаться на колени. Самая очевидная причина для доктора — чтобы осмотреть лежащего человека. Если после этого он дает показания в полиции, это вполне способно задержать его возвращение.
— Разве это единственная возможная причина задержки?
— Конечно, нет. Однако, судя по каплям на вашем пиджаке, вас угораздило попасть под дождь, хотя дождь начался полчаса назад и продолжался не больше двадцати минут. Дорога от театра Леру занимает почти час, и, сидя в кэбе, вы не могли промокнуть. Значит, вы попали под дождь до того, как забрались в кэб, и, следовательно, на дорогу у вас ушло меньше получаса, что согласуется с расстоянием до Скотланд-Ярда. Сам же факт вмешательства полиции говорит о том, человек в театре не просто пострадал, а, увы, умер.
— Но ведь пострадать мог кто угодно из присутствующих.
— Верно, но если бы трагедия произошла в зрительном зале, вряд ли понадобилось бы стоять на коленях: человек, который умирает, сидя на стуле, обычно остается на нем сидеть. Если же вам все-таки пришлось опуститься на колени перед потерпевшим, то брюки вы измазали бы в пыли, а не в машинном масле, пятно которого я вижу даже отсюда. Так кто же стал жертвой, Ватсон? Доктор Леру или его очаровательная супруга? Вроде бы она в этот раз должна была ему ассистировать.
Устав стоять, я повесил шляпу на вешалку и опустился в кресло напротив Холмса. Набив трубку «Аркадией», я неторопливо раскурил ее, сделал глубокую затяжку и проговорил:
— Давайте я расскажу все по порядку, Холмс.
Он кивнул и откинулся на кресле, прикрыв глаза, как делал обычно, желая внимательно выслушать собеседника.
«Увлекательная лекция о физической природе самой загадочной из стихий — времени! От шумерских календарей до уравнений Лоренца, от ньютоновской механики до современных теорий времени. В финале — демонстрация действующей модели машины времени: доктор Леру первым в истории совершит путешествие в будущее!».
Стыдно признаться, но именно последнее предложение афиши и заманило меня на эту лекцию. Конечно, Блез Леру, чья звезда восходила в последние пять лет, был прекрасным лектором и сам по себе. Он ухитрялся простым языком донести даже далеким от науки слушателям настолько изощренные истины, что пришедшие на его лекцию сидели, раскрыв рты. И все же изюминка каждого его выступления заключалась в публичных экспериментах — неизменно поражавших воображение.
Часто они представляли собой нечто вроде коротких пьес с фантастическим содержанием, и присутствующие знали об этом, безропотно принимая правила игры. То, за что другого лектора могли бы обругать и обвинить в жульничестве, в случае с доктором Леру было лишь поводом похвалить его за смелость. Обычно не знавшие пощады журналисты оставались неизменно благосклонны к знаменитому популяризатору, не позволяя себе ничего острее мягкой иронии. «Доктор Леру лжет, чтобы показать правду», — такие оценки то и дело попадались в их заметках.
Словом, разместившись в пятом ряду от сцены, я, как мне казалось, был готов к тому, что увижу нечто фантастическое. Фонари Эдисона, пылавшие над головой, померкли, и зал погрузился в темноту. Тяжелый занавес из бордового бархата медленно раздвинулся, открыв десяткам любопытных взглядов узкую сцену, освещенную приглушенным светом откуда-то сверху, отчего мое предчувствие нереальности только усилилось.
Я обратил взор на сцену. Чуть в глубине, футах в трех-четырех за кафедрой стояло нечто невообразимое. Блестевшая полированной сталью горизонтальная площадка утопала в переплетении причудливых механизмов, массивных катушек, увитых бесконечными рядами медной проволоки, и длинных графитовых стержней. Вместе со всеми я с минуту созерцал это техническое чудо, едва не пропустив момент, когда доктор Леру неслышно ступил на сцену из темноты.
Редкие разговоры в зале полностью стихли: слышно было только слабое гудение неведомых механизмов где-то за сценой. Доктор Леру встал за кафедрой, выждал еще несколько секунд, пристально глядя куда-то за спины зрителей, и произнес звучным, глубоким голосом:
— Леди и джентльмены! Я уверен: вы навсегда запомните эту лекцию. То, что вам предстоит сегодня увидеть, находится далеко за пределами обыденного опыта, и только человеческий разум, планомерно вскрывающий одну тайну природы за другой, дает нам возможность по-настоящему прикоснуться к величайшей загадке, с которой когда-либо имело дело человечество.
Он сделал паузу и шагнул сторону кафедры, опустив голову и будто бы собираясь с мыслями, хотя не было сомнений в том, что каждое мгновение его выступления спланировано заранее.
— Время! — неожиданно возвысил голос доктор Леру, обратив к нам глаза, горящие светом неподдельной одержимости. — Самая могущественная из стихий, созидающая и разрушающая, властвующая даже над олимпийскими богами, как верили греки, непостижимая и всеобъемлющая. Наши далекие предки догадывались о том, какая мощь сокрыта в этой сущности, не имея даже ничтожной доли наших нынешних познаний. Некогда, на заре цивилизации…
От моего скепсиса не осталось и капли. Назвать выступление доктора Леру лекцией — все равно, что назвать Шекспира стихоплетом. Блез Леру был мастером. Он, возможно, до сих пор не сделал заметного вклада в науку, но, Бог мой, как он рассказывал! Я забыл обо всем на свете, следуя за ним в мрачные лабиринты истории, глядя на то, как египтяне возводили громадные обелиски, чтобы тень заостренной вершины указывала время в течение дня, как греки совершенствовали и делали все более изощренными водяные клепсидры, как ученые и философы всех времен выдвигали самые безумные идеи о сущности времени и как мерная поступь научного знания обращала в пыль наивные гипотезы прежних эпох.
Полтора часа пролетели незаметно, и за все это время никто из собравшихся не проронил ни звука. Доктор Леру, остановив повествование, перевел дух и промокнул выступивший на лбу пот шелковым платком. Подойдя к кафедре, он все в той же мертвой тишине налил из графина воды в стакан и пригубил его, едва ли сделав больше одного глотка.
— Леди и джентльмены, — понизив голос, сказал он. — С тех пор, как наш выдающийся писатель, мистер Герберт Джордж Уэллс, два года назад опубликовал замечательную книгу о путешествии во времени, мне не перестают задавать вопросы о том, насколько правдоподобно описанное мистером Уэллсом. Конечно же, его книга — художественный вымысел, но вымысел этот не грешит против научных представлений о том, что есть время. Создать машину времени — задача не из простых, но решив ее…
Он повернулся к молодой женщине, одетой в алое платье и длинные черные перчатки, которая тихо вышла на сцену и теперь стояла рядом с таинственным агрегатом.
— Познакомьтесь с моей дорогой супругой и ассистенткой. Миссис Эмма Леру поможет мне совершить небольшое путешествие во времени прямо здесь, на ваших глазах. Не волнуйтесь, я намерен проникнуть в будущее всего лишь на пять минут, и мне ничего не угрожает.
По залу прокатился изумленный вздох и разнесся шепот, который, впрочем, сразу стих. Блез Леру невозмутимо дождался тишины и сказал:
— Эмма, будь добра, подай энергию на главный контур.
Все замерли. Некоторые даже привстали со своих мест, пытаясь лучше разглядеть происходящее на сцене. Эмма Леру, одарив нас уверенной улыбкой, вытянула из-под кафедры толстый шнур с вилкой на конце из пары заостренных медных контактов, и вставила его в гнездо на передней панели машины. Что-то лязгнуло. Механизм низко загудел и осветился рядом ламп накаливания. Свет в зале померк и несколько раз мигнул. Доктор Леру торжественно ступил на стальную платформу и повернулся к нам лицом.
— Теперь, дорогая, пожалуйста… — проговорил он странно глухим голосом, но так и не закончил.
Пространство рядом с ним взорвалось снопом искр, и в гуще их из ничего появился слабо мерцающий серо-стальной цилиндр, оплетенный ослепительными разрядами молний, который без поддержки завис в нескольких дюймах над полом. Поначалу он казался полупрозрачным, но потом обрел материальное наполнение, и ветвящиеся молнии исчезли.
— Что… — еле слышно пробормотал доктор Леру, во все глаза глядя на необычайное явление.
Его супруга, выглядевшая не менее ошеломленной, отступила на шаг и оперлась на кафедру. В цилиндре открылась дверь, бесшумно скользнув в сторону, и я увидел озаренное ярким электрическим светом внутреннее помещение. В его центре застыла человеческая фигура: против света сложно было разглядеть черты лица и одежду незнакомца. Я выдохнул. Мне уже доводилось видеть чудеса науки, которыми пытались произвести впечатление популяризаторы, но такое…
В зале раздались редкие аплодисменты: признаться, я и сам не был уверен, как мне следует реагировать. С одной стороны, я знал, что доктор Леру славится поражающими воображение демонстрациями научных чудес, с другой — он и сам выглядел удивленным и растерянным не меньше моего.
Человек, между тем, вышел из цилиндра, и по залу прокатился шелест разговоров. Прибывший оказался поразительно похож на самого Блеза Леру, однако был моложе, осанист и более крепкого телосложения. В правой руке он держал инструмент непонятного назначения из вороненого металла. Оружие?
— К-кто вы, мистер?.. — слабым голосом проговорил Блез Леру, покинув стальную площадку. Его супруга придвинулась ближе к мужу, не отрывая встревоженного взгляда от визитера. — Откуда вы…
— Доброе утро, доктор Леру, — громко проговорил пришелец и без обиняков провозгласил: — Я ваш внук.
— Что? Но у меня даже детей нет…
— Вскоре должны быть. Я прибыл из середины двадцатого века на машине времени вашей разработки.
— Я же не…
— К сожалению, я вынужден исправить историю и предотвратить ужасное будущее, которое всех вас ждет.
Он поднял устройство, которое держал в руке и щелкнул тумблером. Послышалось тихое низкое гудение.
— О чем вы говорите, мистер? — нахмурившись, спросил Блез Леру, который, похоже, уже оправился от первоначального удивления.
— Вскоре после создания машины времени ваша супруга выкрадет ее чертежи и передаст их германскому правительству. В последующей войне — самой страшной из всех, какие только знала наша история, — Германия, пользуясь вашим творением, поставит на колени весь мир, а наша семья будет навеки покрыта позором. Я не могу допустить этого.
Он протянул оружие — я уже не сомневался в назначении устройства, — нацелив его на Эмму Леру. Она вскрикнула и отшатнулась. Ее муж, раскинув руки, загородил собой супругу и вскричал:
— Нет! Я не позволю! Эмма никогда бы…
— Сожалею, но для меня это свершившийся факт. Отойдите, доктор Леру, или я буду вынужден вас ранить.
— Послушайте… Если вы убьете свою прародительницу, вы не сможете родиться. Вы просто исчезнете, будете стерты из истории!
Пришелец нахмурился и медленно опустил оружие.
— Я… не подумал, — пробормотал он.
Эмма с видимым облегчением выдохнула и вышла из-за спины мужа. Дальнейшее произошло во мгновение ока. Растерянность ушла из взгляда визитера. Он ухмыльнулся и вновь вскинул оружие со словами:
— Лучше исчезнуть!
Доктор Леру отчаянно метнулся к супруге. Оружие вспыхнуло зловещим алым светом, и Блез Леру вдруг страшно вскрикнул, конвульсивно изогнувшись. С секунду он ошеломленно ловил воздух разинутым ртом, а потом беззвучно повалился на пол. Эмма тихо ахнула.
— Боже… — пробормотал пришелец из будущего. — Что же теперь…
Он и его машина времени озарились сиянием и с тихим хлопком исчезли. Освещение в зале вновь задрожало и несколько раз на мгновение угасло вовсе. Потом фонари Эдисона вспыхнули в полную яркость, и мы увидели миссис Леру, которая опустилась на колени перед лежащим на полу мужем. В зале послышались редкие хлопки, которые через мгновение переросли в бурю аплодисментов. Все вскочили: постановка такого уровня превзошла все самые смелые ожидания и оказалась прекрасным завершением лекции. А потом…
— А потом вы обнаружили, что это отнюдь не постановка, и доктор действительно убит, — проговорил Холмс без тени вопросительной интонации.
Я кивнул.
— Вдова закричала, что нужно вызвать полицию, я побежал на сцену, чтобы оказать помощь, если это возможно. Увы, все было кончено, и я уже ничего не мог поделать.
— Какие-то повреждения на теле? — спросил Холмс, не выпуская изо рта трубки.
— Я ничего не обнаружил. Возможно, коронеру удастся установить больше.
— Шедевр! — проговорил Холмс после недолгого раздумья. — Настоящий шедевр. Преступнику не откажешь ни в фантазии, ни в артистизме. Люблю такие преступления, Ватсон. Как ни ужасна смерть человека, игра ума, которая привела к столь изощренной схеме…
— Вы догадываетесь, что произошло?
— Только гипотезы, мой друг. Чтобы установить истину, мне нужны детали. Много деталей. Вы ведь говорили с Лестрейдом?
— Говорил. Он меня выслушал и, должно быть, решил, что я повредился рассудком, поэтому принялся опрашивать прочих свидетелей из тех зрителей, которые оказались ближе к сцене. Потом отпустил меня, но обещал зайти позже. Холмс… Это нечто невероятное. Фантастическое.
— Совсем, как дело сэра Баскервиля, не правда ли? — задумчиво проговорил он.
— Нет! Можно намазать собаку светящимся составом, чтобы выдать за дьявольскую тварь, но здесь… Я знаю, что видел. Сотни человек рядом со мной видели то же самое! Холмс, я думаю, что на этот раз все по-настоящему. Преступление произошло у нас на глазах, и преступник уже понес наказание.
Шерлок Холмс выпустил из трубки густое облако дыма и поднял сосредоточенный взгляд к потолку. Отвечать он не спешил. Его блистательный ум не мог смириться с необъяснимым, и хотя здесь речь шла о научных чудесах, а не о чем-то сверхъестественном, мой друг не спешил признать столь невероятную возможность.
— Где вы сидели, Ватсон? — неожиданно спросил он.
— Почти в центре пятого ряда. Уверяю вас, я все отлично видел, в мельчайших деталях. Это не обман зрения.
— Зал был полон?
— Почти. Пустовали только несколько крайних мест в первых рядах. Неудивительно: оттуда хуже всего видно.
Он спокойно кивнул, как будто предвидел мой ответ, и вновь погрузился в молчание. Не найдя лучшего занятия, я взял сегодняшний «Таймс» и по привычке заглянул на страницу криминальной хроники. О сегодняшнем происшествии там, конечно, ничего не могло быть. Все, что мне удалось выудить — это несколько заметок о мелких ограблениях и убийстве во время драки пьяных матросов в доках. Внизу страницы, должно быть, от нехватки материала, разместили похвальбу начальника парижской полиции о серии успешных облав на притоны Апашей. Какое отношение к нам имела парижская преступность, я так и не уяснил, поэтому с досадой отложил на редкость скучный номер, отыскал на книжной полке нашумевший роман Герберта Уэллса и погрузился в чтение.
Когда я уже добрался до первой стычки с жуткими морлоками, в дверях показался Лестрейд, сопровождаемый миссис Хадсон. Бросив на гостя взгляд, я поразился перемене, которая с ним произошла. Еще недавно самоуверенный, упрямый до твердолобости инспектор теперь казался растерянным и жалким, словно лишился последней почвы под ногами. Увидев обложку книги у меня в руках, он болезненно поморщился и даже отступил на шаг в сторону.
Мы едва ли не силой усадили Лестрейда в кресло. Он закурил, делая глубокие затяжки и не решаясь начать разговор. Первым заговорил Холмс.
— Удалось ли выяснить причину смерти, инспектор? — спросил он.
— Сердечный приступ, — ответил тот с явным облегчением. — Семейный доктор подтвердил, что покойный уже давно страдал пороком сердца. В других условиях я бы даже не счел это убийством.
— А что сказал коронер?
Лестрейд вытащил из внутреннего кармана свернутый лист бумаги и пробежал его глазами.
— Довольно глубокая царапина на указательном пальце правой руки, — сказал он, — но она уже зарубцевалась, ей не меньше недели. Следы старого кислотного ожога чуть выше правого запястья, относительно свежий прокол на левой ладони и, наконец, пара мелких царапин на левом бедре. Он постоянно работал с какими-то механизмами, мистер Холмс, все время что-то изобретал. Ничего удивительного в небольших повреждениях. С его гибелью они вряд ли могут быть связаны.
— Таким путем под кожу мог проникнуть сильный яд, — возразил я, но Лестрейд энергично замотал головой.
— Никаких следов, доктор Ватсон. Да вы и сами все видели: разве похожа была его смерть на действие яда?
— Кого уже удалось опросить, инспектор? — спросил Холмс.
— Вдову и два десятка зрителей. Все рассказывают одно и то же… — дрогнувшим голосом сказал Лестрейд и, вытащив из кармана платок, утер влажный лоб. — Немного поговорил с двумя ассистентами доктора Леру. Мартин и Лоренс помогали ему в мастерской, но от них и вовсе ничего не удалось добиться, их даже не было на лекции. И совершенно никаких улик, не считая этого бутафорского оборудования на сцене.
— Бутафорского?
— Конечно. Доктор Леру просто хотел поразить воображение зрителей эффектным устройством и парой простых фокусов, но вместо этого кто-то поразил его самого.
Холмс вытащил изо рта трубку, вытряхнул остатки пепла и принялся набивать ее новой порцией.
— Что насчет подозреваемых? — неожиданно спросил он. — Кто-нибудь мог желать ему смерти?
Лестрейд только развел руками.
— На этом этапе мало что известно, — сказал он. — Если верить вдове, врагов у него не было. Возможно, что преступление — ее рук дело: наследство ей досталось вполне приличное, в том числе и дом с мастерской. Но на сцене у всех на виду — это что-то новенькое. — Лестрейд смолк, глядя в пол, но после тягостной паузы решился продолжить: — Холмс… Вы же не думаете?.. Я имею в виду, этого просто не могло быть…
— Инспектор, — с легкой улыбкой произнес Холмс, — я уже много раз говорил: отбросьте все заведомо ложные объяснения, и тогда то, что останется — правда. Какой бы фантастической она ни казалась.
— Вы хотите сказать, что доктор Леру в самом деле был убит путешественником во времени?
— Нет, дорогой мой Лестрейд. Я хочу сказать, что мы еще не отбросили все ложные объяснения. Сейчас уже поздно, и миссис Леру вряд ли обрадуется нашему визиту, но завтра с утра я намерен посетить ее. И, конечно, тщательно осмотреть место трагедии. Однако кое-что можно сделать уже сейчас. Вам следует объявить в розыск подозреваемого.
— Но кого именно?
— Человека, очень похожего на доктора Леру в молодости. Или вы подозреваете кого-то еще?
При поднятых шторах, в ярком дневном свете зрительный зал старенького театра ничуть не производил настолько таинственного впечатления, как мне казалось вчера: теперь это было самое обычное помещение с многоярусным полом и стенами, выкрашенными в глубокий темно-зеленый цвет. Даже кронштейны с новейшими фонарями Эдисона под потолком уже не навевали мыслей о неумолимой поступи прогресса. Напротив: их ветхое окружение напоминало, что когда-нибудь и нынешние чудеса техники станут всего лишь архаизмом, напоминанием о давно минувших временах.
Вслед за Лестрейдом я поднялся на сцену, где еще вчера осматривал мертвое тело доктора Леру. Сверкающий металлом агрегат по-прежнему стоял за кафедрой. Похоже было, что монтировали его прямо на сцене, потому что я с трудом представлял себе, как возможно затащить сюда эдакую махину. Она уже не издавала мерного гула: должно быть, миссис Леру обесточила ее еще вчера. Холмс внимательно осмотрел конструкцию, стоявшую на гофрированном стальном покрытии, еще хранившем пятна машинного масла. За пределами покрытия пол был застелен плотным клетчатым ковром — довольно уродливым на мой вкус.
— Любопытный рисунок, — нарушил молчание Холмс, вглядевшись в ковер. — Вы обратили внимание, Ватсон?
— Полагаете, это имеет значение? — нахмурился Лестрейд.
— Это мелочи, конечно, — кивнул Холмс. — Однако…
— …Нет ничего важнее мелочей, — подхватил я.
— Верно. Регулярный рисунок на такого рода представлениях нередко используется для того, чтобы скрыть нечто от любопытных взглядов.
— Люк в полу? — оживился Лестрейд. — Мы нашли один. Только не здесь, а под металлической площадкой в этой… «машине времени». Полагаете, убийца подобным образом оказался на сцене?
— Исключено, инспектор, — покачал я головой. — Аппарат появился прямо из воздуха и точно так же исчез. Я не знаю, как это объяснить, но черт возьми! Какое-то время он даже был полупрозрачным, я готов в этом поклясться на Библии.
— Вздор! — заявил Лестрейд, который, похоже, благополучно оправился от вчерашнего смятения и вернул себе былую уверенность. — Я нисколько не обвиняю вас во лжи, доктор, как и всех прочих свидетелей, но вы находились в темном зале. Правильно работая с освещением, можно заставить вас увидеть все, что угодно. Мистер Невилл Маскелайн показывал фокусы и похлеще этого…
— Внутри занавес выкрашен в глубокий черный цвет, — заметил Холмс, остановив нашу перепалку. — Бархат или очень качественный заменитель. Эта ткань обошлась недешево.
Он вдруг поднял голову к потолку. Проследив за его взглядом, я увидел мешанину проводов, кронштейнов с установленными на них мощными фонарями, металлических коробов и прочего оборудования, служившего, должно быть, для демонстрационных опытов доктора Леру.
— Ватсон, где именно появился этот «внук доктора Леру»?
Я указал место, над которым материализовался металлический цилиндр, и Холмс, вооружившись лупой, тщательно осмотрел его, после чего повторил свои манипуляции за правой частью занавеса. Вернувшись к середине сцены, он неожиданно спросил у меня:
— Ничего необычного не замечаете, мой друг?
— Да тут все необычно, — пожал я плечами.
— Помимо всего этого оборудования, конечно. Вам не кажется странным, что кафедра установлена в глубине сцены, а не на краю? Вся передняя часть сцены вообще не используется. Учитывая и без того ограниченное пространство зала, это довольно странное решение. Как вы считаете?
Он подошел к самому краю сцены и с видимым усилием приподнял край тяжелого ковра.
— Посмотрите-ка сюда, — сказал он, и мы с инспектором поспешили рассмотреть его находку.
Пол под ковром все еще хранил следы недавнего крепления: два отверстия с резьбой и более светлый оттенок краски рядом с ними не оставлял сомнений.
— Кафедра некогда и впрямь была здесь, — сказал Холмс. — Но доктор Леру зачем-то перенес ее вглубь сцены. Зачем это могло ему понадобиться?
— Такое впечатление, мистер Холмс, — озадаченно проговорил Лестрейд, — что вы подозреваете в преступлении самого погибшего. Не все ли равно? Возможно, он собирался установить сюда какое-то другое демонстрационное оборудование для последующих лекций или что-то в этом роде. Мы можем спросить об этом вдову доктора.
— Я ничего не знаю об этом, инспектор, — послышался мелодичный голос позади нас, заставив меня подскочить.
Обернувшись, я увидел перед собой Эмму Леру. Она была одета в траурно-черное платье и терялась бы на фоне черной стены, если б не приоткрытая дверь у нее за спиной. Я подумал, что в предположении Лестрейда есть резон. Может быть, убийца подкрался к жертве, прикрывшись черной тканью, и в темноте, на фоне черных стен, это сделало его невидимым? Но нет! Я же отлично помню, как материализовался этот аппарат, окутанный электрическими разрядами. Не было там никакой ткани и быть не могло.
— Мы не слышали, как вы вошли, — заметил Холмс.
— Простите, я не хотела вас напугать, — небрежно ответила та, и я обратил внимание на едва заметный немецкий акцент в ее выговоре. — Полисмен передал, что меня хотят видеть.
— Так и есть, миссис, — кивнул Холмс. — Я надеялся, что вы сможете ответить на несколько вопросов.
— Конечно. Пройдемте за кулисы, там можно присесть.
Мы вышли в широкую двустворчатую дверь, расположенную в самом углу сцены и скрытую от зрителей плотным занавесом. В конце короткого коридора обнаружилась дверь, ведущая в маленькую, хорошо освещенную комнату. Вокруг стола по центру располагались четыре кресла — старомодных, но на удивление удобных, как я отметил, заняв одно из них.
— Здесь вы с мужем планировали выступления? — спросил Холмс, когда мы покончили с формальностями.
— О, нет. Я почти не принимала в этом участия, — ответила Эмма. — Блез обычно встречался здесь со своими ассистентами, Мартином и старым Лоренсом. Они вместе конструировали реквизит для выступлений.
— А в чем состояла ваша роль?
— Какая у меня могла быть роль? — пожала она плечами. — Иногда помогала мужу на сцене, как в последний раз…
Ее голос дрогнул, но глаза оставались сухими.
— Однако вы умны и любите читать, — возразил Холмс. — Уверен, вы могли бы внести свой вклад.
Она смерила его долгим внимательным взглядом и тихо спросила:
— Вы так думаете?
— Несомненно. Ваше зрение достаточно острое, чтобы обходиться без очков в повседневной жизни, но, судя по следу на вашей переносице, совсем недавно вы читали в очках. Поначалу я предположил, что это могли быть письма или газеты, однако почту сегодня еще не доставляли. Остаются книги.
— Вы правы, — слабо улыбнулась она, но ее улыбка тут же исчезла. — Но, боюсь, нас с Блезом объединяло совсем не это. Мы оба иностранцы, и всегда чувствовали себя друг с другом комфортней, чем с окружающими, несмотря на то, что он куда старше меня.
— Вы немка, не так ли? — спросил Холмс.
Она кивнула.
— Из Мюнхена. Я была единственной дочерью в довольно состоятельной семье. Свою мать я почти не помню: она умерла во время вторых родов, когда мне едва исполнилось два года. Позже, когда я подросла, мой отец решил открыть свое дело в Британской империи, но увы, вскоре после переезда он умер. Скажите, мистер Холмс, вы ведь не думаете, что?.. Этот человек, убийца… Он сказал, что я собираюсь шпионить в пользу Германии.
— Успокойтесь, миссис, никто и не думал обвинять вас ни в чем подобном.
— Зато это наверняка придет кому-нибудь в голову после газетных публикаций, — с горечью в голосе ответила она.
— Мы не допустим, чтобы вас преследовали за то, что вы не совершали, после чьих-то абсурдных обвинений, — заверил ее Лестрейд.
Я встретился взглядом с Эммой, пытаясь понять, что она чувствует через день после гибели мужа. Ее взгляд наполняла печаль, но и только: мы определенно имели дело с сильной женщиной, способной выдержать удар судьбы. Потерять не просто мужа, но единственного человека, способного тебя понять, в одночасье став изгоем, — это по-настоящему тяжело.
— Расскажите, миссис Леру, — заговорил Холмс, — каков был первоначальный план выступления? В афише говорилось о путешествии во времени…
— Мы просто собирались показать пару простых трюков, — пожала она плечами. — Мой муж становится на площадку в «машине времени», держа в руках часы, и вокруг Блеза начинает вращаться металлическая конструкция. Второй рычаг — и открывается потайной люк, куда Блез быстро спускается. Мы проверили на репетиции — это почти незаметно. В течение пяти минут я пытаюсь нагнетать напряжение в зале, говоря о том, что машина времени может иметь дефекты, на шестой минуте изображаю беспокойство, после чего незаметно поворачиваю рычаг. «Машина времени» вновь приходит в движение, и мой муж поднимается из люка с часами, отстающими на пять с половиной минут. Поймите, мистер Холмс, мы же не иллюзионисты. Блез придумал все это просто для оживления лекции…
— Так это была всецело его идея?
— Возможно, кто-то из ассистентов натолкнул его на мысль. Я не знаю.
— Судя по описанию моего друга, доктора Ватсона, человек, вмешавшийся в ваше выступление, выражал намерение убить именно вас, а не вашего мужа. У вас есть догадки о том, кто мог желать…
— Откуда же мне знать? — воскликнула она, впервые утратив самообладание. — Нет, мистер Холмс. Если я и перешла кому-то дорогу, то не имею о том ни малейшего представления, клянусь вам.
— Может быть, это случилось еще в Германии? Простите меня, я не имею намерения лезть в вашу личную жизнь, но если кто-то из ваших прежних знакомых пожелал свести старые счеты таким необычным способом…
Эмма взглянула на Холмса едва ли не с испугом, помедлила и покачала головой.
— Скорей уж такие знакомые могли быть у Блеза.
— Вот как?
— Он рассказывал про то, как лишился семьи в возрасте пятнадцати лет. Им тогда принадлежал большой дом в тихом районе Парижа. Должно быть, он выглядел особенно привлекательным для местных грабителей. Однажды ночью мерзавцы ворвались к ним, выбив входную дверь. Отец Блеза успел схватить револьвер и убил их главаря выстрелом в голову. Тогда они пришли в неистовство и…
Она глубоко вздохнула и покачала головой.
— Отец, мать, младший брат и сестренка, совсем маленькая. Не пощадили никого. Блезу удалось спрятаться в камине, он оттуда все видел. Уходя, бандиты подожгли дом, и он едва успел выбраться.
— И вы думаете, что спустя столько лет бандиты решили закончить начатое? — воскликнул Лестрейд. — Ну, миссис Леру, право, это уже ни в какие ворота…
— Я просто рассказала то, что мне известно, — перебила его она. — Конечно, я не имею представления, кому и зачем это понадобилось. И все, что мы видели на сцене… Мистер Холмс, что вы-то думаете? Могло ли это быть просто иллюзией? Я ведь стояла совсем рядом. Находись там потайной люк, о котором мы не знали, я бы что-то увидела.
— Мы проверим все возможности, миссис, — ободряюще улыбнулся Холмс. — А сейчас… Не подскажете ли, где я могу поговорить с ассистентами вашего мужа?
Настоящее реально
Мистер Арно, которого Эмма назвала «старым Лоренсом», оказался очень сутулым пожилым джентльменом с густой и совершенно бесформенной бородой, со следами давнего ожога на правой щеке и в старомодном золоченом пенсне. Собственного жилища у него не было, и чета Леру сдавала ему небольшую комнату на первом этаже. Едва ли не четверть ее была занята огромным верстаком, безо всякого порядка заваленным всевозможными механическими приспособлениями, о назначении которых оставалось только догадываться, чертежами на измятых листах веленевой бумаги, тут и там присыпанными горстками табачного пепла. Вчерашняя газета, лежавшая на краю стола, пребывала в столь же плачевном состоянии.
— Вы, должно быть, мистер Холмс? — проскрипел он. — Слышал, что ваш друг, доктор Ватсон, был свидетелем этой ужасной трагедии. Кошмар, настоящий кошмар!
В отличие от почти безупречного английского выговора Эммы, его акцент сразу обращал на себя внимание, и я без труда распознал бы в нем француза, даже не зная имени своего собеседника. Холмс представился и добавил:
— Я вижу, вы готовитесь к переезду? Мы не отнимем у вас много времени. Мне лишь хотелось бы получить ответы на несколько вопросов.
Лоренс вздрогнул и, вывернув шею, испуганно вгляделся в глаза Холмса, но затем снова поник, ссутулился и торопливо забормотал:
— К переезду, да… Я, знаете ли, собираюсь в Париж. Только не подумайте, что я сбегаю, мистер Холмс. Просто без мистера Леру меня тут уже ничего не держит, и я не хочу обременять вдову своим присутствием. А в Париже у меня осталась родная сестра, она будет рада старику.
— Как давно вы знакомы с мистером Леру? — спросил Холмс, проигнорировав его сбивчивые оправдания.
— Знакомы давно, еще с Франции. А работаю я у него последние пять лет. Блез подыскивал себе ассистента с навыками механика, а я всегда был хорош по части механизмов. Пытался даже открыть свое дело, но делец из меня не задался. Кабы не мистер Леру, не миновать бы мне суда за долги.
Сменив тему, старик явно испытал облегчение. Чувство вины, возможно? Вот только за что: за скорый отъезд с места трагедии или же Лоренс и впрямь повинен, по крайней мере, в части случившегося?
— Где вы были во время вчерашней лекции?
— Да здесь же и был, доводил до ума этот таймер, — ответил он, ткнув пальцем в механизм, лежавший на столе, и я заметил на старчески-желтоватой, но гладкой коже его запястья полустертую татуировку, нечто вроде фамильного герба со скрещенными клинками, над которыми едва просматривались инициалы «L. A.»: — Простите, мистер Холмс, подтвердить это некому. Но что мне, право, делать на лекции? На супругу мистера Леру хоть посмотреть приятно, а от такой страхолюдины, как я, только зрители разбегутся.
Холмс склонился над причудливым устройством из шестерней и пружин — именно его Лоренс назвал таймером, — и, помедлив, перешел к следующему вопросу:
— Мистер Арно, я вижу, что вы действительно отличный механик. Меня интересует ваше мнение как специалиста относительно вчерашней трагедии. Вам ведь уже рассказали, как все выглядело? Это явление «человека из будущего» — как, по-вашему, можно было поставить такую иллюзию?
Лоренс издал короткий смешок и, натужно крякнув, уселся на табурет рядом с верстаком.
— Вы не поверили в эти россказни про путешествия во времени, а, мистер Холмс? — спросил он. — Я тоже. Но все же я вряд ли смогу тут помочь. Понимаете… Мне ведь кое-что известно об иллюзиях: недолгое время я даже ассистировал знаменитому Робер-Удену за пару лет до того, как тот скончался.
— То есть возможные способы вам неизвестны?
— Только предположения. Конечно, я не могу знать, чем воспользовался этот… трюкач. Очевидная идея — еще один люк в полу, но там точно нет никаких люков. Я сам оборудовал сцену на пару с Мартином. Иллюзионисты также пользуются правильно расставленными зеркалами, чтобы появиться словно из воздуха или исчезнуть, но обмануть таким образом можно только зрителей, которые смотрят с нужной стороны. Ни Эмму, ни Блеза в заблуждение таким образом ввести бы не получилось. Сожалею, мистер Холмс. Боюсь, что мастерство преступника превосходит мои познания в механике.
— Если это действительно рядовой преступник, — пробормотал я, все еще не силах смириться с идеей о том, что меня разыграли.
— Он, безусловно, не является рядовым преступником, Ватсон, как не был им и покойный мистер Стэплтон, использовавший для убийства легенду о родовом проклятии Баскервилей — возразил Холмс. — В этих двух делах и впрямь немало сходного. Даже сердечный приступ у жертвы.
Старик только развел руками и заметил:
— Вот уж тут я точно не помощник. Может, Мартин что-то припомнит? Он парень толковый, даром что молод.
Второй ассистент доктора Леру снимал меблированную квартиру недалеко от Эбби Милз, и мы ощутили зловоние, издаваемое насосной станцией, задолго до того, как выбрались из кэба. Чтобы как-то отвлечься от навязчивого смрада, я спросил:
— Холмс, а как вам удалось узнать, что мистер Арно планирует отъезд? Я не заметил, чтобы он собирал вещи.
— У него не так много имущества, и собирать ему особенно нечего: вряд ли он намерен тащить с собой все эти механизмы, которые, вообще говоря, ему даже не принадлежат. Нет, Ватсон, все дело в газете. Было бы естественно, прояви Лоренс интерес к заметке о произошедшем убийстве. Однако газета вчерашняя, причем раскрыта на странице с расписанием движения пассажирских судов на ближайшую неделю. Догадаться о намерениях Лоренса было несложно.
Мы подошли к давно обветшавшему гостевому дому, все еще хранившему следы темно-красной облицовки, и постучали в дверь. Хозяйка провела нас на второй этаж, указала жестом на нужную дверь и молча удалилась. Холмс проводил ее взглядом и взялся за дверной молоток. Стучать пришлось трижды.
Нашего появления мистер Мартин Фрэмптон, как видно, не ожидал, поэтому, узнав, что речь о расследовании убийства, он заметно побледнел и, отвернувшись, проговорил:
— Я ведь уже рассказал полиции все, что знаю.
— Не сомневаюсь, мистер Фрэмптон, — ответил Холмс. — Но мы не из полиции.
Я окинул взглядом нашего собеседника. В противоположность старику Лоренсу второй ассистент доктора Леру был молод, высок и едва ли не атлетического телосложения. Щеголеватые завитые кверху усики дополняли образ озабоченного своей внешностью и жаждущего признания человека, который при этом и впрямь не обделен талантами.
— Чего же вы хотите? — с нервной дрожью в голосе спросил он.
— Всего лишь кое-что прояснить, если вы не против. Для начала: в чем состояла ваша роль при подготовке лекций доктора Леру? Мы знаем, что за механическую часть ответственность нес мистер Арно. Чем занимались вы?
— Всем понемножку, — уклончиво отозвался Мартин. — Везде, где нужна была моя помощь, я ее оказывал. Подготовить декорации, закупить необходимые материалы… Иногда — выполнить патентный поиск, — добавил он, указав на пухлый экземпляр книги патентов, лежавший на столе. — Словом, ничего особенного.
— И это все? Вы хотите сказать, что у вас нет никаких особенных талантов, ради которых вы были наняты?
— Я, гм… — начал было он, но замялся и не очень внятно произнес: — Я интересуюсь наукой. Теоретической физикой в первую очередь. Мне так и не удалось получить хорошее образование, мои родители были бедны, но я много занимался самостоятельно. Доктор Леру всегда советовался со мной, когда готовил очередную постановку.
Что-то в его словах заставило меня насторожиться, а может повинны были не сами слова, а то, как он их произносил. Этот человек определенно умен, образован и хорош собой — так почему же он ведет себя настолько неуверенно? Чего-то боится? Пока Холмс вел беседу, я, признаться, отвлекся на интерьер, упустив часть вопросов.
В отличие от комнаты старика Лоренса, больше походившей на мастерскую, жилище мистера Фрэмптона оказалось настоящим хранилищем книг. Книги были везде, заполняя прогнувшиеся под их весом полки стеллажей, выстраиваясь высокими стопками на столе и на полу у стены, и оказываясь в самых неожиданных местах, пока я скользил взглядом по внутреннему убранству. Отнюдь не все из них относились к науке: я увидел также несколько томиков Шекспира, Дефо, Гете и, конечно, Уэллса — то самое издание, которое я совсем недавно держал в руках.
— …Мистер Арно сказал нам, что не представляет себе, каким способом можно построить такую иллюзию, — услышал я слова Холмса, вернувшись к реальности. — А что думаете вы? Это действительно за пределами современной физики?
Мартин раскрыл было рот, намереваясь что-то ответить, но тут же закрыл и покачал головой.
— Не знаю, что и сказать, мистер Холмс. Вы не думаете, что это и впрямь мог быть путешественник из будущего? Физика не запрещает подобной возможности.
— Давайте все же предположим, что это была иллюзия. Больше того: предположите, что доктор Леру дал вам ответственное задание — поставить такое представление. Стоимость реквизита значения не имеет: можете тратить, сколько угодно. Как бы вы поступили в этом случае?
Мартин задумался, нервно пощипывая себя за ус. Потом покачал головой и опустил взгляд.
— Не имею представления. Может быть, массовый гипноз… Если распылить в воздухе какой-то наркотик и сделать внушение, тогда, быть может, кто-то сумел бы убедить присутствующих в том, что они видят все это. Но это уже совершенно не моя область. Я не знаю, как еще можно ввести в заблуждение одновременно зрителей и жертву, Лоренс тут совершенно прав.
— Может быть, вы помните, какие материалы мистер Леру заказывал в последнее время? Не было ли среди них чего-то необычного? — настаивал Холмс. — Чего-то, что можно было бы использовать для создания иллюзии?
— Посмотрите сами, — немедленно отозвался Мартин и взял стопку бумажных листов с письменного стола. — Здесь товарные накладные за последние два месяца.
— Если не возражаете, я бы взял их с собой. Обещаю, что верну через день-другой.
Мартин кивнул, с трудом выдавив из себя кривую улыбку.
— Вас что-то беспокоит, мистер Фрэмптон? — вмешался я, успев увидеть досаду на лице Холмса, чьи планы я, должно быть, спутал своим вопросом. — Простите, но вы как будто чего-то боитесь.
Я тут же пожалел о своей бестактности.
— С чего вы взяли? — взвился Мартин, резко повернувшись ко мне. — Я просто расстроен, вот и все. Умер хороший человек, а я к тому же потерял работу. Если вы вообразили, что это моих рук дело, то это… это просто возмутительно!
Холмс, как мог, успокоил нервного молодого человека, но вновь его разговорить нам уже не удалось. Покинув жилище мистера Фрэмптона, мы свернули к перекрестку, чтобы поймать кэб, и какое-то время шли молча. Я сгорал от стыда за свое вмешательство разговор, но Холмс и не думал меня укорять: он шагал, глядя перед собой отсутствующим взглядом и, должно быть, пребывал сейчас в пространстве мысли, выстраивая ведомые одному ему логические конструкции.
— Вы думаете, он что-то скрывает? — не выдержал я.
— О, это определенно, — кивнул Холмс. — Все что-то скрывают. У всех есть тайны. Например, джентльмен, которого мы только что посетили, слишком долго не открывал. Почему?
— Возможно, он умывался или…
— Его руки и лицо были сухими. И еще он с готовностью передал нам накладные, неожиданно оказавшиеся у него под рукой, следовательно, ожидал, что мы их попросим.
— Думаете, все это относится к убийству?
Холмс пожал плечами и махнул кэбмену в проезжавшем экипаже.
— Будущее покажет. Однако, кое-что можно сказать уже сейчас, — сказал он, забираясь в кэб следом за мной. — Посмотрите на эти документы. Что вы можете о них сказать?
Устроившись поудобней, я взял у Холмса стопку накладных. Мистер Фрэмптон, похоже, оказался прав: просмотрев всю пачку, я не обнаружил ничего из ряда вон выходящего. Каждую неделю доктор Леру заказывал медную проволоку, изоляционные материалы, осветительные приборы, измерительную аппаратуру, иногда — инструменты и электрические двигатели всех видов. Денег на все это уходило немало, но, зная феноменальный успех лекций доктора, я не удивлялся его расточительности: оно того стоило.
— Я не силен в этой области, Холмс, — сказал я наконец, — но, как мне кажется, именно таких заказов следует ожидать от ученого, который читает популярные лекции с демонстрационными опытами.
— Дело не в самих заказах. Вы обратили внимание на даты?
Я посмотрел на дату последнего из заказов — тридцатое августа. Под ним лежала накладная за шестнадцатое августа, затем — за девятое число, за второе… Пролистав накладные за июль, я вернул всю стопку Холмсу и пожал плечами:
— Заказы были регулярными: это все, что я могу сказать. Или вам кажется, что здесь что-то не так?
— Что-то не так — до чего же верно это сказано, Ватсон! — ответил он. — У нас уже много сведений, куда больше, чем требуется, но картина по-прежнему не складывается.
Он погрузился в угрюмое молчание, односложно отвечая на мои недоуменные расспросы. В конце концов, я оставил попытки вытянуть из него хоть что-то, и остаток пути к дому мы провели, думая каждый о своем. Однако, стоило нам выбраться наружу на Бейкер-стрит, как меня чуть было не сбил с ног невесть откуда взявшийся инспектор Лестрейд.
— Мистер Холмс! — вскричал он. — Доктор Ватсон! Наконец-то вы здесь. Я уж собирался было уходить.
— Что случилось, мой дорогой инспектор? — обратился к нему Холмс. — Есть новости?
— И отменные, — кивнул тот. — Слышали про драку с убийством в доках? Главный зачинщик драки в тот же день угодил к нам в руки, а сегодня он рассказал кое-что любопытное. Думаю, вам не помешает с ним поговорить. Так что если вы не против поездки в Скотланд-Ярд…
Против мы, конечно, не были, и по прошествии каких-то двадцати минут уже лицезрели неожиданного свидетеля в комнате для допросов. Наш закованный в наручники собеседник оказался здоровенным детиной со спутанной шевелюрой и с сильно опухшим левым веком, отчего казалось, что он все время хитро щурится. Исходивший от него запах заставил меня вспомнить насосную станцию Эбби Милз, и я отодвинулся, не желая снова подвергать такому испытанию свое обоняние.
— Кто эти trous du cul? — повернулся он к Лестрейду, вдоволь наглядевшись на нас с Холмсом. — Я их впервые вижу.
Лестрейд побагровел и одарил наглеца угрожающим взором, после чего повернулся к нам:
— Вы уж простите, мистер Холмс. Падшие люди, что взять… Я расскажу, как было дело. Этого молодчика — он назвался Джоном — мы взяли вчера в портовом пабе. Сегодня мы решили показать нескольким заключенным старую фотографию доктора Леру, как вы советовали. И, представьте, прямое попадание!
— Так вы знаете этого человека, Джон? — спокойно спросил Холмс, проигнорировав недавнее оскорбление.
— Еще бы не знать! — отозвался тот и попытался сплюнуть, но, перехватив испепеляющий взгляд Лестрейда, только сглотнул. — Это чертов Мерлин.
— Кто, простите? — удивился я.
— Дайте закурить.
Когда Лестрейд, буркнув что-то про утративших остатки приличий негодяев, сунул ему дешевую сигарету, Джон неторопливо затянулся и с наслаждением выдохнул дым едва ли не нам в лицо.
— Я тогда служил на «Гермесе», — заговорил он. — Не слышали? Простая торговая посудина, мотались между Лондоном и Булонью несколько лет… Пока однажды в тамошнем порту я знатно не надрался. Не помню, как все вышло, да только я выбил несколько зубов капитану и сломал ему нос. Меня хотели в суд тащить, ну, я и сбежал.
— Ближе к делу, — угрожающе произнес Лестрейд.
Джон пожал плечами и снова мощно затянулся, едва не обратив в пепел половину сигареты разом.
— А я и так уже близко, — сказал он. — Кое-как добрался до Парижа, пытался найти подработку… В общем, познакомился там с ребятами, которые называли себя Апашами. Совершенно дикие люди, в Англии таких и не сыскать. Не буду рассказывать, что я для них делал, неважно это. Был среди них этот ваш знакомец. На фотографии он старше, но узнать нетрудно. Не имею представления, какое у него настоящее имя, но все звали его Мерлином.
— Такое прозвище не дается просто так, — заметил Холмс.
— Какое там «просто»! Он вытворял такое, что уму непостижимо. Ухитрялся влезть в любое помещение, вскрывал любые замки за считанные секунды, мог моментально спрятаться там, где это попросту невозможно… Рассказывали, что однажды его таки ж скрутили двое жандармов и повели в участок. Он, как ни в чем не бывало, вернулся назад через пять минут, а жандармов нашли поблизости, причем руки одного были прикованы наручниками к ногам другого. Оба тряслись и не могли объяснить, как это вышло. Потому и Мерлин. Проклятый колдун, не иначе. Боялись его все до икоты.
— А скажите-ка мне, уважаемый, — вновь заговорил Холмс, — Мерлин когда-нибудь убивал? Думаю, это несложно для такого… умельца.
Подозреваемый замотал головой.
— Никогда. И боялись его вовсе не потому, что он может кого-то прикончить. Мерлин чуть в обморок не падал от вида крови и мертвых тел: бледный становился, что твоя смерть, и удирал сразу. Так что если хотите повесить на него смертоубийство, то у вас не все дома.
— И что же с ним было дальше?
— А мне почем знать? Когда жандармы крепко взялись за Апашей, я, как и многие из наших, рванул подальше из Парижа, присмотрел в доках подходящее корыто и перебрался обратно в Лондон. А тут гляжу — он уже в моей родной Англии ухитрился в розыск угодить.
— На самом деле это вовсе не он, — сказал Холмс, постучав пальцем по фотографии. — Это доктор Блез Леру, который скончался вчера при очень странных обстоятельствах.
Джон выпучил глаза.
— Не он? Черт, да вылитый же!
Когда его увели, Лестрейд с победным видом провозгласил:
— Словом, вы были правы, мистер Холмс. Преступник использовал свое поразительное сходство с жертвой, чтобы провернуть этот трюк с посещением якобы внука из будущего, и, судя по всему, такого рода иллюзии ему вполне по силам. Я уже телеграфировал в Париж, запросил у Сюрте и жандармерии данные по этому Мерлину. Никуда он теперь не денется.
Холмс в задумчивости достал трубку и принялся набивать ее табаком.
— А каков у него может быть мотив, инспектор? — спросил он.
— Прошу прощения? — удивленно обернулся к нему Лестрейд.
— Мотив. У любого преступления есть мотив. Если же убийца — этот загадочный Мерлин, то мотива не видно. Даже если мы не примем всерьез слова Джона о том, что Мерлин не способен на убийство, должна быть веская причина для того, чтобы не просто убить человека, но и сделать это фантастическим способом на глазах у сотен свидетелей.
— Когда мы его поймаем, мистер Холмс, он, надеюсь, не откажется объяснить свои мотивы, — усмехнулся Лестрейд.
— Знание мотивов могло бы заметно ускорить поимку, — парировал Холмс. — Ясно одно: Мерлин как-то связан с доктором Леру. Незаконнорожденный сын, к примеру. В этом случае у него могут быть основания для убийства.
— Подождем ответа из Франции, — пожал плечами инспектор. — Если Мерлин и впрямь связан с убитым, они могут что-то знать.
Когда мы покинули Скотланд-Ярд, Холмс, который все это время казался мне пребывающим в тяжелых сомнениях, неожиданно повернулся ко мне и заявил:
— Мой друг, мне нужно проверить одну гипотезу. Думаю, вам лучше подождать меня дома.
Я почувствовал себя задетым.
— Вы не хотите, чтобы я отправился с вами?
— Не в этот раз, мой дорогой Ватсон. Уверяю вас, в этом нет ничего от недоверия. После я расскажу все в деталях, обещаю.
Меня это ни капли не успокоило, и, вернувшись в нашу квартиру на Бейкер-стрит, я долго не находил себе места, гадая, что такого могло прийти в голову Холмсу. Газеты, которые я прихватил по дороге, также не поспособствовали моему душевному равновесию. Заметка об вчерашнем убийстве ожидаемо оказалась на первых страницах, причем выдвигались самые безумные гипотезы о произошедшем. В числе предполагаемых убийц называли и вдову доктора, и обоих его ассистентов, и даже агентов неких тайных организаций. Но все-таки журналисты в большинстве своем остались верны себе, и главным подозреваемым считался так и не родившийся внук доктора Леру, который больше никогда не появится на свет.
Сам я уже давно запутался в изобилии фактов и прекратил строить гипотезы, лишь пассивно следуя за Холмсом. Не потому ли мой друг предпочел обойтись без меня на этом этапе расследования? С этими невеселыми мыслями я вновь взял в руки томик Уэллса и погрузился в фантастические приключения героя в стране элоев и морлоков. Прошло около двух часов, когда до меня донесся звук хлопнувшей входной двери и скрип лестничных ступеней.
— Удалось что-то узнать? — спросил я, выйдя навстречу Холмсу.
— Не то слово, мой дорогой друг! — ответил он. — Воистину, это дело мы запомним надолго. Давно мне не попадалось чего-то настолько же причудливого.
— Вы нашли убийцу? Где вы были?
— Я всего лишь нанес повторный визит мистеру Фрэмптону. Боюсь, для этого мне пришлось незаконно проникнуть в его жилище, поэтому я и не стал посвящать вас в свои планы, за что прошу прощения. Случись что, я бы не хотел, чтобы ответственность легла еще и на вас.
— Ну право, Холмс! Мы с вами уже делали это: вспомните Чарльза Милвертона.
— И, полагаю, вы помните, к чему это едва не привело. Так что я в одиночку вернулся к дому мистера Фрэмптона и попросил хозяйку передать ее жильцу записку следующего содержания: «Им все известно. Встречаемся сейчас на перекрестке Чаринг-Кросс». После чего перешел на другую сторону дороги, откуда наблюдал, как несчастный мистер Фрэмптон пулей несется по улице к ближайшему кэбу. Осталось только уговорить хозяйку впустить меня внутрь, заплатив ей соверен и пообещав не оставлять никаких следов.
— Боже мой… Так это он преступник?
— Я этого не говорил.
— Но если он клюнул на записку такого содержания, значит ему есть, что скрывать!
— То, что у мистера Фрэмптона есть тайны, было очевидно с первой минуты нашего визита, — пожал плечами Холмс. — Но в этом деле тайны есть у всех, помните? Мартин Фрэмптон — романтичный молодой человек из бедной семьи, живущий в мире книг, вы сами видели, сколько их у него. Он с детства был лишен возможности утолить свою страсть к знаниям, оттого отчаянно боится потерять то, что имеет сейчас. Вероятно, он сделал нечто такое, что ставит под угрозу его нынешний образ жизни. Почти наверняка — нарушил закон, и это как-то связано с тем, что вы видели в день трагедии.
Я едва удержался от того, чтобы вскочить.
— Холмс, да ведь это значит, что у него был мотив. Он мог попросту уничтожить свидетеля!
— Определенно. Но я еще не перешел к самому интересному.
— Вы что-то нашли у него дома?
— О, да. Помните, я спросил у вас о датах на этих документах? Каждый понедельник доктор Леру делал очередной заказ. Каждый понедельник, за исключением двадцать третьего августа. Я предположил, что была еще одна накладная за это число, которую мистер Фрэмптон предусмотрительно припрятал. Так оно и вышло: мне удалось найти ее за книгами на стеллажах.
— Она при вас?
— Я обещал не оставлять следов, так что ничего брать не стал. Но этого и не требуется. Мне и без того теперь известно, как произошло убийство. В мельчайших деталях, — улыбнулся Холмс.
— Вы мне расскажете?
— Больше того: я покажу вам. И не только вам. Завтра в девять утра на прежнем месте состоится моя собственная публичная лекция в память о безвременно ушедшем докторе Леру.
Прошлое окончательно
Когда к назначенному времени я снова вошел в здание старенького театра, то почувствовал, как будто и сам вернулся назад во времени. Обстановка была в точности такой же, как во время моего первого визита, за исключением количества собравшихся зрителей. Плотно задернутые окна, приглушенный свет фонарей над сценой: все это вновь размывало самые основы осязаемой реальности даже в глазах самого убежденного скептика.
Никто не обернулся, когда я скользнул к прежнему месту в центре пятого ряда: всеобщее внимание было приковано ко все еще пустой сцене. В полумраке я разглядел сидящих поблизости ассистентов покойного доктора Леру, его вдову, Лестрейда в компании трех полисменов и еще двух человек, по форме которых я догадался об их принадлежности к французской жандармерии. Последнее меня порядком удивило: Лестрейд телеграфировал в Париж только вчера, и его французские коллеги никак не могли так быстро среагировать.
Обдумать неожиданное появление жандармов я не успел: в центр сцены бодрым шагом вышел Шерлок Холмс. Он не отправился за кафедру, а остался в стороне, ближе к зрителям. Один из жандармов, бубнивший что-то на ухо сидящему рядом Лестрейду, наконец-то умолк и повернулся к сцене.
— Леди и джентльмены, — сказал Холмс. — Я попросил вас явиться сюда, чтобы дать наглядное объяснение происходившему двумя днями ранее. От нас ушел талантливый человек, выдающийся лектор, доктор Блез Леру. В самом факте его смерти нет ничего таинственного, и, полагаю, дело было бы раскрыто в первые же часы, если бы не фантастическое зрелище, которое надолго отвлекло наше внимание от того, на что действительно следовало обратить внимание.
Лестрейд поднял руку.
— Прошу прощения, мистер Холмс, вы хотите сказать, что трюк с путешествием во времени тут вообще ни при чем?
— Не совсем так. Именно то, что все видели в то утро, и навело меня на правильную мысль в конечном итоге. Но позвольте мне рассказать все по порядку, инспектор. Когда мой друг, доктор Ватсон, изложил мне обстоятельства трагедии, я сразу же задал себе два вопроса, которые, я уверен, приходили в голову и вам. Во-первых, что именно послужило причиной смерти доктора Леру? Да, у него было слабое сердце, но что спровоцировало сердечный приступ? Сильный испуг? Воздействие некоего препарата, быть может? Или же и впрямь действие неизвестного оружия?
— Я не думаю, что вы всерьез, мистер Холмс…
— Не следует отбрасывать гипотезы раньше времени, инспектор, какими бы безумными они ни казались, — отрезал Холмс. — К тому же был и второй вопрос. Кому выгодна смерть доктора Леру? Старое эмпирическое правило гласит: найдите выгоду — и найдете преступника. На практике все сложнее, чем может показаться. Вот вам наглядный пример. Допустим, в толпе раздается выстрел, жертва падает замертво, и вы видите человека, убегающего со всех ног с места преступления. Как вы поступите?
— Брошусь в погоню за преступником, конечно же, — пожал плечами Лестрейд. — Почему вы спрашиваете?
— Чтобы все убедились, как легко записать человека в преступники из-за его подозрительного поведения в неудачное время и в неудачном месте. Преступник обычно желает скрыться, отчего вы и заключаете, что желающий скрыться есть преступник. А уж если у него и впрямь есть мотивы, все осложняется многократно, и тогда за ворохом обстоятельств нелегко бывает разглядеть то, что происходило в действительности. Я утверждаю, что у всех четырех участников этого дела было, что скрывать: у обоих ассистентов доктора Леру, у его вдовы и, конечно, у самого покойного. Кто-то мог бы предположить и вполне очевидные мотивы для преступления. Например, миссис Леру могла бы таким образом заполучить наследство...
— Мистер Холмс! — воскликнула Эмма Леру, даже привстав от возмущения.
— ...Как и мистер Фрэмптон, чьего таланта наверняка было достаточно для того, чтобы поставить смертельный номер — действительно смертельный для его участника, доктора Леру, чтобы убрать его с дороги и потом жениться на разбогатевшей вдове, не вызывая лишних подозрений.
— Ну... ну, знаете ли, — отозвался мистер Фрэмптон, запинаясь от избытка чувств. — Да я бы никогда... Доктор Леру был мне, как отец!
— Несомненно. Тем более, что конструированием реквизита для публичных лекций занимались не вы, а второй ассистент доктора Леру, человек, которого мы знали под именем Лоренса Арно. Его мотивы здесь — самые запутанные и загадочные.
— Полагаете, у меня они вообще есть? — проскрипел Лоренс. — Да я одной ногой в могиле. Куда уж мне гоняться за наследством и богатыми вдовами...
— Как насчет желания отомстить?
— Кому? За что?
— Своему старшему брату Блезу Леру, — четко произнес Холмс, явно испытывая удовольствие от произведенного эффекта. — Да. Вы не в столь почтенном возрасте, как пытались нас убедить. Леди и джентльмены, позвольте представить вам мистера Алена Леру, известного во Франции под именем Мерлин, в недавнем прошлом — члена парижской преступной группы «Апаши».
Жандармы переглянулись и вскочили, загрохотав стульями.
— И у вас есть основания для столь… странных заявлений? — спросил Лоренс, окинув их равнодушным взглядом.
— Подозрения возникли давно: видите ли, мне и самому нередко доводилось менять облик, оттого я знаю, что на что обращать внимание в первую очередь. Состарить кожу лица и ладоней — полдела. Над своими запястьями вы поработали не так успешно, отчего они сохранили сравнительно молодой вид. А самая большая оплошность — в том, что вы не потрудились полностью скрыть татуировку Апашей со скрещенными кинжалами и буквами «L. A.», что, конечно, означает французское «Les Apaches». Но вам простительно: смена облика — далеко не главное из ваших умений. Зато вы и впрямь отличный механик. Вскрыть даже сложный замок или выбраться из наручников для вас — пустяк, у Робер-Удена вы в совершенстве освоили фокусы с освобождением.
Я с трудом усидел на своем месте.
— Но… Холмс, вы хотите сказать, что это Лоренс… то есть Ален Леру создал постановку с путешествием во времени?
— Во всяком случае он все для этого подготовил, и его трюк оказался гораздо зрелищней того, что доктор Леру планировал показать изначально. Этот почтенный джентльмен при первой встрече с нами оговорился о работе с Робер-Уденом незадолго до смерти великого иллюзиониста. Мне не составило труда навести справки о его помощниках в этот период. Имя Алена Леру сразу привлекло мое внимание, хотя об остальном остается только догадываться. Не знаю, что именно случилось в день той страшной трагедии, но можно быть уверенным в одном: когда юный Блез Леру в панике покинул горящий дом своих покойных родителей, там еще оставались живые люди. Мне доподлинно неизвестно, что случилось с сестрой…
— Она тоже выжила, — глухо проговорил Лоренс. — Со страшными ожогами по всему телу. Мне с детства приходилось оплачивать ее содержание: приют, в который ее поместили, почти не имел на то средств. Вот почему я, еще совсем мальчишкой, пытался учиться у Робер-Удена, а когда тот умер, был вынужден предложить свои недавно приобретенные навыки Апашам. Я преступник, да. Но ни разу в своей жизни, мистер Холмс, я никого не убивал. Уж конечно, я не убивал своего брата, на которого никогда не держал зла. Он ведь тоже был ребенком, когда в ужасе убегал из дома. И только благодаря ему и его деньгам наша сестра имела отличный уход в эти годы.
Жандармы с непроницаемыми лицами встали рядом с ним. Он никак не отреагировал, продолжая в задумчивости и с какой-то странной полуулыбкой смотреть на сцену. Лестрейд, как видно, порядком сбитый с толку, воскликнул:
— Вы что же, хотите сказать, что смерть вашего брата — всего лишь сердечный приступ? Нелепое совпадение?
— Боюсь, что так, инспектор. Я все понял еще там, на сцене, но мне ничего не оставалось, кроме как продолжать играть свою роль: если бы я предстал перед полицией в своем истинном обличье, меня бы немедленно арестовали, и сестра осталась бы без содержания.
— Что ж, ваши мотивы мне понятны, — кивнул Лестрейд.— Но как, ради всего святого, вы устроили это безумное представление с «машиной времени»?
— Мистер Холмс прекрасно знает ответ на этот вопрос. Мы с ним уже обсудили детали сегодня утром.
— Вы правы, — кивнул Холмс. — Эта иллюзия в действительности известна не меньше полувека и называется «призраком Пеппера». Выслушав рассказ моего друга доктора Ватсона, я с самого начала предполагал нечто подобное, однако увидев товарную накладную, которую пытался скрыть от нас мистер Фрэмптон… Нет, не надо возмущаться, прошу вас. Я знаю, ради чего вы так поступили. К счастью, вы не сочли нужным уничтожить документ. Между тем, именно в этой накладной фигурировал заказ на большую панель из чистого стекла — ключевой элемент иллюзии.
В моей памяти что-то шевельнулось при словах Шерлока Холмса: я уже слышал о «призраке Пеппера» раньше, но помнил лишь, что таким образом создавали иллюзию явления привидений при постановке «Рождественской песни» Диккенса.
— Как все это было использовано? — спросил я наконец.
— Довольно просто, — ответил Холмс. — Помните, как замерцали фонари перед появлением «машины времени»? Это было сделано намеренно: именно в тот момент электродвигатель опустил на сцену совершенно прозрачную стеклянную панель под углом в сорок пять градусов к сцене. Его гудение было скрыто звуком механизмов бутафорского устройства, которое заранее включила Эмма Леру. Вот почему кафедру заблаговременно передвинули вглубь сцены: в противном случае она оказалась бы на пути панели. Орнамент на ковре также был призван скрыть панель: каким бы прозрачным ни было стекло, в месте его соприкосновения с полом зрители, привстав, могли отчетливо видеть линию. Еще одна улика — проданные билеты.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же сами сказали, что крайние места в передних рядах пустовали. Туда никого не сажали, поскольку угол зрения при взгляде с самого края слишком мал, чтобы видеть иллюзию полностью. Остальное — чистая оптика. Человек, находящийся за правой частью занавеса, невидим, пока остается в темноте. Но достаточно направить на него источник света, как его полупрозрачное отражение зрители увидят в стеклянной панели. Если осветить какой-то предмет, но не его подставку, то он будет казаться парящим в воздухе. Усилить яркость света — и отражение станет неотличимым от действительно стоящего на сцене человека. Одна беда: стеклянная панель мешает распространению звука. Потому-то, мой дорогой Ватсон, голоса Эммы и ее мужа казались вам приглушенными с этого момента.
— А все эти молнии, странные устройства…
— Катушка Теслы и немного бутафории, — пожал плечами Ален. — Это мы с Блезом еще в первых его лекциях демонстрировали.
— Остается лишь обеспечить эффектное исчезновение, — продолжал Холмс. — Но тут все очевидно. Фонарь, освещавший «внука из будущего», снизил яркость и погас вовсе. Свет фонарей в зале задрожал, чтобы скрыть то, как поднялась стеклянная панель. Алену осталось только вывезти свою «машину времени» через широкие двери за кулисами и демонтировать ее впоследствии. Помните, Ватсон, как миссис Леру напугала нас, бесшумно появившись в дверях за кулисами? Петли загодя тщательно смазали, чтобы дверь не скрипела, открываясь. Исследовав пол за правой частью занавеса, я увидел, что ковер слегка примят там, где в действительности стоял металлический цилиндр. Там же, где его видели зрители, ничего подобного не было.
— Подождите, — запротестовал Лестрейд. — Получается, что доктор Леру, оба его ассистента и его супруга — все они знали об этом представлении. В таком случае… Миссис Леру и вы, мистер Фрэмптон, потрудитесь объяснить, с какой целью вы ввели следствие в заблуждение, не рассказав все, что здесь происходило на самом деле? Вас, мистер Ален Леру, я даже и не спрашиваю, к вам и без того много вопросов.
В зале повисло напряженное молчание. Мартин привстал и попытался было что-то сказать, но, переглянувшись с Эммой Леру, поник и опустился в кресло.
— Позвольте, я отвечу, — сказал Шерлок Холмс. — Все дело в том, что использование описанной технологии в этом представлении было попросту незаконным. В 1863 году Генри Диркс и Джон Пеппер получили патент на эту оптическую иллюзию. По этой причине ее использование, прямо скажем, не афишировалось, и об этом знали все имевшие отношение к представлению, включая и мистера Фрэмптона, у которого на рабочем столе, как я помню, лежала книга патентов Британской империи. Конечно, нарушение патентного права — не самое серьезное из преступлений, однако оно тоже подразумевает ответственность.
— Что ж, это проясняет дело, — проговорил Лестрейд, поднимаясь. — Мне жаль, что все так случилось. Мистер Ален Леру, как бы ни сочувствовал я вашему положению, закон есть закон, и мы вынуждены выдать вас французскому правосудию. Спасибо за познавательную лекцию, мистер Холмс…
— А теперь не желаете ли вы арестовать настоящего убийцу, инспектор? — спросил Холмс, не меняя выражения лица.
— Простите? — удивленно обернулся Лестрейд.
— Вы догнали человека из толпы в моем недавнем примере и обнаружили, что тот просто вытащил у кого-то бумажник. А убийца, между тем, преспокойно остался рядом с жертвой. Скрыть одно преступление другим — блестящий план, не правда ли?
— Но ведь сердечный приступ…
— Я читал отчет коронера, — кивнул Холмс. — Помимо прочего там говорилось о двух царапинах на бедре покойного, расположенных в полудюйме друг от друга. Если вы осмотрите электрический шнур, спрятанный под кафедрой, то легко убедитесь, что именно такое расстояние разделяет два заостренных контакта на его вилке. Миссис Леру, насколько я помню, вы держали в руках этот шнур, готовясь подключить его к «машине времени», верно? Как удачно, что на руках у вас были длинные резиновые перчатки: это обезопасило вас от случайного удара электрическим током высокого напряжения. У человека со слабым сердцем удар током легко может спровоцировать приступ, а при неудаче легко выдать покушение за случайность.
Все замерли. Ален медленно поднял тяжелый немигающий взгляд на Эмму, и мне вдруг стало понятно, отчего этого человека так боялись во Франции.
— Это… грязная ложь! — вскричала Эмма. — Я любила своего мужа!
— Наверное, в каком-то смысле. После его смерти вы унаследовали бы предостаточно денег и недвижимого имущества. Да вот беда: объявился его молодой брат — претендент на заметную часть наследства, и немалые суммы стали уходить на содержание его искалеченной сестры. Блез доверял вам и рассказал, кто в действительности скрывается под личиной старика Лоренса.
— Абсурд! Если даже я и впрямь случайно коснулась контактами…
— Это не было случайностью. Видите ли, задолго до представления, убедившись, что наследство ускользает из ваших рук, вы написали анонимное письмо главе французской жандармерии. В нем вы заявили, что преступник-рецидивист по кличке Мерлин находится в Лондоне. Благодаря чему эти двое джентльменов и прибыли накануне: я уже успел поговорить с ними. Несомненно, вы собирались выдать им Алена, когда он сыграет свою роль.
— Ваши гипотезы, мистер Холмс, шиты белыми нитками.
— Любую из них несложно проверить. Вы слишком уж много на себя взяли, оставив предостаточно следов. Даже идея о «немецкой шпионке», без сомнения, принадлежит вам: вы хотели, чтобы у вас были основания уехать отсюда, не вызвав подозрений — якобы спасаясь от преследований.
Ален Леру выпрямился, с ненавистью глядя на недавнюю сообщницу.
— Убийца… — прошептал он. — Бедный мой брат… Знал бы он, с кем связал свою жизнь.
— Зря вы во все это вмешались, мистер Холмс, — сказала Эмма, меланхолично теребя в руках сумочку. — Кому стало лучше от того, что вы докопались до правды? Мне? Алену, быть может?
— Тем, кто еще мог пострадать от вас в будущем, миссис Леру, — сухо ответил Холмс.
Дальнейшее произошло за долю секунды, и я, поглощенный их диалогом, не успел сделать ни движения. Эмма рывком выхватила что-то из заблаговременно раскрытой сумочки: в полумраке зала тускло блеснуло вороненое дуло револьвера. Лестрейд рванулся к ней, но зацепился ногой за стул и чуть не упал, выругавшись совершенно непозволительно для стража правопорядка. Вдова быстрым движением вскинула руку в направлении сцены, и по ушам ударил грохот выстрела. Внутри у меня все оборвалось, и я с криком кинулся к ней, схватив за руку. Она не сопротивлялась, с готовностью выпустив револьвер из слабых пальцев: ее наполненный неприкрытой злобой взор был направлен на опустевшую сцену.
Вспыхнул яркий свет. Холмс с улыбкой вышел из-за правой части занавеса и указал на остатки разбитой стеклянной панели, перегородившей сцену. Эмма стреляла в изображение!
— Представление окончено, леди и джентльмены, — сказал Холмс.
Лестрейд зашел к нам в гости спустя неделю. Я сразу отметил, что он пребывал в смешанных чувствах, и, проводив его в гостиную, не замедлил спросить, что случилось.
— Не выходит из головы это последнее дело, доктор Ватсон. Воистину, самое фантастическое из тех, с которыми я имел дело. Я ведь не сказал: тогда, еще в самый первый день я и впрямь, пусть и ненадолго, поверил в то, что нас посетил убийца из будущего.
Он покачал головой в досаде.
— Вам незачем сокрушаться, мой друг, — отозвался Холмс. — Не в этом ли и состоит искусство сцены: заставить нас на несколько мгновений поверить в чудо? Мы имели дело с творением двух талантливых братьев, и это как раз тот случай, когда простительно ненадолго впасть в заблуждение. Мне тоже пришлось ненадолго использовать силу их волшебства. Я ведь всерьез опасался, что миссис Леру будет настаивать на версии о несчастном случае: немного подумав, она осознала бы, что у меня нет неопровержимых доказательств ее вины. Только впав в отчаяние, она решилась на крайние меры, чем и подписала себе приговор.
— И преступление получило воздаяние в конце концов, — добавил я.
Лестрейд кисло скривился и покачал головой.
— Не удивлюсь, если и в Германии эта леди оставила после себя такое, о чем лучше молчать. Не оттого ли она покинула родину? Теперь уже сложно судить об этом, но знаете, некоторые люди испорчены насквозь, доктор Ватсон.
— Ужасно жаль Алена Леру, — сказал я. — Он ведь достойный человек, и на путь преступления его толкнула нужда. Что теперь будет с его сестрой?
— Думаю, что с ней будет все в порядке, — повеселел Лестрейд. — Только вчера мне телеграфировали из Парижа. Корабль, на котором везли Алена, прибыл в порт. В каюте нашли только двух жандармов, и руки одного были прикованы наручниками к ногам второго. Мерлин снова на свободе, джентльмены.
09.05.2022