Однодневка
Почему всегда так трудно найти пару к носку, собираясь утром на работу? Я никогда не отличался аккуратностью, о чем жалею всякий раз, когда оказываюсь в такой ситуации. Однако сейчас ситуация выходит за рамки здравого смысла и математики. К примеру, в выдвижном ящике моей прикроватной тумбочки лежат десять пар носков. То есть не обязательно десять: их вполне может быть восемь или двенадцать, я не считал. Но допустим. Главное, что покупал я их парами, поэтому носка без пары там быть не может.
Когда я достаю носок из ящика, там остается девятнадцать носков, из которых один — искомая пара к тому, который я уже взял. Если даже предположить, что я слепой и выбираю носки наугад, то вероятность достать нужный носок с первой попытки, не глядя, составляет чуть больше пяти процентов. И если я ошибся, после чего, как дурак, верну этот носок обратно в ящик вместо того, чтобы отложить его в сторону, вероятность не изменится. А это значит, что после десяти таких попыток я с вероятностью около сорока одного процента буду иметь нужный носок в руке. После двадцати попыток эта вероятность вырастет до шестидесяти шести.
Но все эти вероятности — дребедень из учебника математики. Потому, что я не слепой. И еще потому, что каждый носок я откладываю в сторону. И перебрав их все, я не могу не найти искомый. Увы, это происходит со мной постоянно. Во всяком случае, так мне помнится. Вчера, например, мне пришлось начинать процесс перебора с самого начала три раза подряд, прежде, чем я добился своего. При том, что я и без того опаздывал на интереснейшую лекцию Стивена Клайзена, жутко популярного астрофизика. И таки ж опоздал, хотя и ненамного.
Когда я вошел в притихший зал, Клайзен прекрасно поставленным голосом прирожденного оратора описывал масштабы пространства, в котором мы обитаем:
— Все указывает на то, что Вселенная бесконечна. Прошу заметить, я говорю не о видимой части Вселенной, радиус которой, хотя и весьма велик, но все же конечен. Нет, мы способны видеть на дистанцию, не превышающую сорока миллиардов световых лет в любом направлении. Дальше — только непроницаемый фон реликтового излучения, несущегося к нам от самого Большого взрыва. Но, конечно, мироздание не исчерпывается тем, что мы способны увидеть. Оно простирается до бесконечности, и на его протяжении любые, самые маловероятные объекты и события повторяются бесконечное число раз.
Я кое-как протиснулся среди сидений, пару раз наступив на ноги затаившим дыхание благодарным слушателям и, наконец, ухитрился найти одно свободное кресло. Лектор тем временем продолжал:
— К примеру, обычные квантовые флуктуации в вакууме обеспечивают тепловой фон, который при всей своей незначительности может породить сочетания частиц произвольного уровня сложности. В том числе и живых существ вместе с их средой обитания. Или, что еще интересней, без нее. Известна концепция, называемая термином «больцмановский мозг». Это и есть мыслящая структура, порожденная хаотическим тепловым движением частиц. Она может даже обладать иллюзией восприятия и полным содержимым памяти, даже если существует совсем недолго. В действительности такие структуры в большинстве случаев должны распадаться на составляющие их частицы за срок от нескольких секунд до нескольких часов.
Человек, сидевший в одном из передних рядов, поднял руку. Клайзен кивнул ему, и тот поднялся, чтобы задать вопрос:
— Прошу прощения, доктор Клайзен, но, по-моему, это что-то настолько оторванное от жизни… Нет, я понимаю, что астрофизика сама по себе изучает не слишком приземленные вещи. Но больцмановский мозг… Да нам и за миллион жизней не встретить ни одного такого! К чему рассуждать о столь невозможном?
— Спасибо за вопрос. Но на самом деле математика бесконечности — штука занятная и парадоксальная. Подумайте вот о чем. Для каждого из сидящем в этом зале в бесконечной Вселенной можно найти бесконечно большое количество таких вот больцмановских мозгов, причем абсолютно убежденных в том, что они — это вы. А из этого со всей неизбежностью следует, что любая случайно взятая личность имеет почти нулевые шансы не принадлежать больцмановскому мозгу.
— Постойте-ка! Но это уже смахивает на какой-то логический трюк в духе Зенона! Мы же с вами — определенно не являемся больцмановскими мозгами!
— А почему вы так в этом уверены?
— Вы же сами сказали, что такая структура не протянет и нескольких часов! А мне уже четвертый десяток.
Посетитель рассмеялся, но в этом смехе слышались нотки смятения. Явно ждавший этого возражения Клайзен безмятежно улыбнулся и без колебаний ответил:
— Точнее, вы думаете, что вам четвертый десяток. Просто потому, что помните свою прожитую жизнь. Но ваша память — состояние синапсов вашего мозга. Она подводит нас еще чаще, чем восприятие, даже если забыть про концепцию больцмановского мозга вовсе. Но в бесконечно большой Вселенной не просто вероятно, а, более того, неизбежно возникновение мыслящих структур с полным комплектом воспоминаний об их предшествующей жизни. Такая структура может просуществовать пять минут, после чего ее реальность начнет распадаться, пока составляющие ее частицы не вернутся обратно в холодное пустое пространство, из которого она возникла.
— Но… Как тогда можно выяснить, настоящий я человек или эта мыслящая кучка атомов в межзвездном пространстве?
— В общем случае никак. Однако замечу, что неточных копий человека, очевидно, гораздо больше, чем точных. Поэтому в соответствии все с теми же законами вероятности практически любой больцмановский мозг, если задумается, обнаружит нестыковки и несуразности в своей памяти и картине мира. Что-то должно быть явно неправильным, причем количество таких нестыковок со временем будет только расти.
Стивен Клайзен, как ни крути, прекрасный рассказчик. Но вот эта история про больцмановский мозг… Ее следовало бы оставить под занавес. Потому что весь оставшийся час аудитория слушала его вполуха, занимаясь поиском несуразностей в своем мировоззрении и, судя по выражению лиц отдельных сидящих, периодически находила. Хотя, как по мне, мировоззрение несуразно практически у всех обывателей, и ни при чем тут квантовые флуктуации в вакууме. Где же этот чертов носок?
Я отложил в сторону носок, к которому искал пару, и взял следующий. Он был сделан из красного полиэтилена. Это довольно странно, обычно я предпочитаю носки из высокоуглеродистой стали. Может, подарил кто? Что мне, например, подарила на День рождения сестра? Как ее зовут, к слову? И что такое «сестра» вообще?
Опершись на третью руку, я открыл верхний ящик тумбочки, но там не было ничего. Просто глубокий вакуум, дрожащий от квантовых флуктуаций. Конечно, не только там. Он был везде, и когда я поднял взгляд к 110, то увидел, что 101 100 11 10 1 0 0 0 0 0 0 0 0.
Рассказ также опубликован на Фикбуке.
24.03.2017